Литературный клуб

 

* * *

Капризный ветер, то порывами, то легким дуновением гонит по мокрому асфальту жухлые листья, обрывки старых газет, обрывки странных мыслей, мыслей без начала, без конца, без смысла. Падающие мелким дождем случайные слова, сталкиваясь и набегая друг на друга, создают причудливые образования, абсурдные сочетания, ускользающие при малейшей попытке проникнуть в их суть...

Кап-кап... шлеп-щлеп... Па-ра-ру-рам - встревает банальный мотивчик давно забытого шлягера. Временами среди беспорядочно бродящих слов возникают чьи-то неясные образы. Их расплывчатые силуэты, едва успев обозначиться, тут же бесследно исчезают в свое никуда. В темном окне, между вспышками огней встречных машин и редких фонарей, иногда вдруг из ниоткуда появятся чьи-то очень знакомое лицо, внимательный взгляд невозможно близких глаз. И падает невесомая тишина. Нет дождя, нет бестолковых немых фраз, нет ленивых желаний - ничего, кроме этого лика в окне. Щелк - и все обрывается беззвучной судорогой, нелепой попыткой узнавания - чьим же это было отражением. Но окно хранит свою тайну, по сю его сторону - толчея чужих манекенов, за ним - ветер и мокрый асфальт.

И снова - нудно капающий дождь, пустые скорлупки изжеванных эмоций, оборванные кинокадры когда-то прожитых событий, смутные видения недавних снов - привычная абракадабра Хаоса...

Пора вставать. Следующая остановка - моя.

Л.

 
В переулках Рэмбо.

 

В переулках Рэмбо
Заблудившимся эхом гуляю
И приблудную флейту
Веду на цепи золотой.
            
          На ветвях моей юности
          Гнезда сирен расцветают
          И клокочет вдоль улиц сухих
          Океанский прибой.
Умирающих пчел
На плечах обнаженных качая,
Бьются синие волны
О грудь голубой мостовой.
           Куполами домов
           И глазами окон отступая
           Чья-то гордая юность
           Под вечер уходит домой.
Я не знала, кто выдумал
Эту страну заклинаний,
Где бывали мы все,
Едва только вступив на порог.

          Мы под вечер вернулись 
          Мы вышли у пекла страданий,
          Но не можем сказать,
          Как Орфей оглянуться не мог.
Я сижу у коровьего брода,
Харон запоздалый,
Ни весла, ни парома,
Помочь никому не могу.
           Я могу лишь смотреть.
           Я свидетель конца и начала,
           Я встречаю на этом,
           Встречаю на том берегу.
Ничего я не ведаю,
Тайны мои пустотелы.
И одно я могу передать
На зеленом ветру,
            Что звенят купола  
            И по-прежнему зыблются тени
            Переулки Рэмбо величаво
            В Летейские воды текут.
       Лена Кушнир

 

 

Архив по дороге рассказа

Сильвупле Елизер потянулся за ручкой и бумагой. Урок на сегодня был такой: один рассказ. Короткий. Тема: музыкант. Музыкант выходит из дому в весенний день. Разумеется, его ожидает ловушка. Вспышка света - и конец.

Сильвупле Елизер представил себе бордюр тротуара, освещенный весенним солнцем. И паука где-нибудь на потолке. Внезапное превращение человека в паука. Прямо на улице. Сознания он за персонажем не сохранит. Нет. Всей милости - этот человек не слишком далеко уйдет от своего дома и сумеет вернуться. Он поселится на собственном потолке, и с тем же упорством, с той же истовостью, которую он посвящал игре, будет плести паутину. Ни о каком творчестве не может быть и речи. Сохранится только некая отрешенность. страдания не будет, перевоплощение полное и не предусматривает ничего похожего на память или, так сказать, предчувствие своего прошлого. Никаких описаний полицейского характера - ведь исчезновение заметят, квартира вряд ли будет пустовать вечно, поскольку это уже - за гранью сознания персонажа, а создание описания поставит своей задачей не выходить за эту грань. Мимо персонажа прошумит время, вернее он честно проживет его, пропустит сквозь себя - а что потом? Потом он превратится в цветок цикория на пыльной дороге. Описывать здесь вообще невозможно, ибо отсутствуют органы чувст, это жизнь вне зрения и слуха, вне слепоты и глухоты. Затем он превратится в солнечный луч, в некое количество фотонов, упавших на каменный угол тротуарного бордюра весенним утром. Вспышка света - и все.

Сильвупле Елизер задумался. Ему стало жаль музыканта. Тем более, что пророчил он ему совсем другую смерть. Коррида. Землетрясение во время корриды. Средние века. Землетрясение через несколько минут после гибели торреро, а торреро - все тот же музыкант. Он задремал в троллейбусе и ему снится сон. Он ничего не может поделать с провалами в дремоту, только просыпается во время остановок. Сон связный: всякий раз ему снится, что он торреро, что ему предстоит бой, бой уже начался, и он полон предчувствия гибели. Прекрасная женщина, знатная дама, увлеклась им, а он и знать об этом не знает. Зато заметил муж. Муж подсылает наемных убийц, торреро будет отравлен с таким расчетом, чтобы яд начал действовать во время боя, и чтобы умирающий опозорил себя в глазах ни о чем не подозревающей публики. Не только смерть, но и позор. Так все и будет, истину угадает только женщина. А потом все провалятся сквозь землю. Музыкант умрет в момент смерти торреро из-за дорожной аварии. Вспышка света - и конец. Что-то в этом роде. За минуту до катастрофы он начнет бредить вслух и привлечет внимание женщины, которую уже не увидит.

Сильвупле Елизер остался недоволен. Ему не хотелось уточнять, бывали ли в Испании землетрясения. Его в принципе что-то не устраивало в этом рассказе. Сильвупле Елизер решил прогуляться. Щедрое солнце сделало весенним каменный бордюр тротуара. Набухали почки на деревьях. Дни, похожие на бессмертие. Он сел в троллейбус и стал бороться с навалившей дремотой. Понял, что сопротивление бесполезно. Просыпался  только на остановках, и то - усилием воли. Добрался до кафе. Засмотрелся на оконную решетку.

"Этого только недоставало, Сильвупле!" - рядом с ним стояла прекрасная женщина. Он тоже поднялся. "Какими судьбами?" Сильвупле Елизер и София пили кофе и болтали о разных разностях. "Чем занимаешься?" София снималась в приключенческом фильме на какой-то второстепенной роли, а в этот город заехала навестить своих стариков. "Ну а ты как?"

Сильвупле Елизер никогда не имел ничего против лошадей. Но когда, грозя его задеть, пронесся целый табун, он поневоле возблагодарил Бога, что это кончилось.

Сильвупле входил в обморок леса. Лес был покрыт панцирем и похож на орех. Родники смысла берез нежно несли впереди себя пену дня. Вечерело. Кокос пах лилией. Корочка льда застила Солнце. Неужели я под водой? Ломоть льда крошился. Оскудевшие рыцари ночи ловили солнечные лучи, крепя их к плюмажам. "Эй, эй, оставьте мне тоже!" - крикнул Сильвупле. Но его будто не слышали. Рыцари вскочили на коней, унеслись, и сразу стемнело. Сильвупле не пытался протестовать. Он уткнулся головой в руку и закрыл глаза, разглядывая отражения небывшего. Вдруг взошло Солнце. Сильвупле тоже поднялся, он не удивлялся ничему. Веера папоротников покрылись росой. Мимо пробежала рысь, едва взглянув на Сильвупле. Огромная водяная крыса плыла к лилии, растущей в пруду. Сильвупле снова закрыл глаза. Когда он пробудился, шел снег. Сильвупле не было холодно, но это белый мир касался его так тихо, что было страшно. Мимо вновь пронесся табун лошадей, беззвучно. Кануны праздников раскачивали ветку дня.

Маривэль.

 

Используются технологии uCoz